Мальчикам не по душе ощущение неуверенности, и они склонны активно избегать ситуаций и опыта, ставящих под сомнение их самооценку и компетентность. Этот инстинкт самосохранения за счет неуязвимости обуславливается не только генами, но и чрезвычайно важными социальными силами.
В то время как девочки чаще выказывают сомнение в собственных силах или признаются в слабости, чтобы завязать более доверительные отношения с друзьями (а также с целью избежать обвинений в тщеславии или высокомерии), мальчиков, которые признаются в своих тревогах или сомнениях, часто стыдят или наказывают, особенно сверстники, но иногда и взрослые. Руководствующиеся вполне благими намерениями родители часто не представляют себе, какую неловкость вызывает у мальчиков необходимость давать ответы на вопросы, на которые они не готовы отвечать.
Мальчиков отпугивает перспектива анализировать свои противоречивые желания или признаваться кому-то в собственной неуверенности. Вместо того чтобы относиться к подобному опыту как к возможности чему-то научиться, мальчики склонны чувствовать, что подобные «возможности» выбивают почву у них из-под ног, вынуждая смотреть в лицо самым уязвимым аспектам собственной личности.
Если вы сумеете запомнить базовый принцип — сведение к минимуму уязвимости повышает вероятность открытого общения, — вы сделаете стратегически важный шаг к успешному взаимодействию с мальчиками. Ваш сын должен знать, что может без опасений снять маску стоика, по крайней мере, в общении с вами.
Если вы вынуждаете сына чувствовать свою уязвимость или просто подвергаете его риску показаться уязвимым, он скорее замкнется в себе. Общение с мальчиками идет успешнее, если вы: — избегаете саркастических замечаний и критики; — выражаете заинтересованность, если сын первым проявляет желание поговорить с вами; повторяете какие-то его слова, чтобы он знал, что вы его слушаете; — разговариваете, одновременно что-то делая вдвоем, а не ведете формальную «беседу», чинно усевшись друг напротив друга; — избегаете задавать слишком много вопросов; — уважаете его право на конфиденциальность (в разумных пределах); — признаете наличие у сына определенных навыков и способностей; — даете ему возможность выслушать мнение взрослого мужчины, с которым можно поговорить откровенно.
«Я не знаю, как я себя чувствую, — поэтому лучше не стану об этом думать» Хотя мальчики могут избегать самоанализа неосознанно, им часто препятствует недостаточно развитый запас слов, выражающих эмоции. Об этом мы поговорим.
В результате у мальчиков часто отсутствуют инструменты, необходимые для прояснения вопросов о том, какие они и что чувствуют.
Порой им трудно ответить на эти вопросы даже самим себе. Идея о «чувствах» вообще ошеломляет мальчиков.
Сильные эмоции понижают у них ощущение уверенности в себе, потому что область чувств по своей внутренней природе более интуитивна и не столь четко очерчена. Для обретения самоосознания мальчикам приходится справляться с эмоциональной неопределенностью, по крайней мере, в течение какого-то времени, пока они не научатся более глубоко понимать себя.
Например, эмоционально зрелый индивид может сознавать, что одна и та же ситуация способна вызывать у него разные чувства или что эмоциональная реакция может не соответствовать его идеализированным представлениям о том, как он должен себя чувствовать. Но большинство мальчишек считают предпочтительными решительные мысли и действия.
В течение всей жизни мужчины борются с опытом, который в очень малой степени поддается их контролю. Во время многих консультаций брачных пар я снова и снова отмечал, как трудно мужчинам, сталкивающимся с эмоциональными проблемами, удержаться от того, чтобы не прибегнуть к «практическому» или «быстрому» решению.
Мальчикам тоже проще справляться с проблемами, имеющими более четкое определение и «острые грани».
Такие типы проблем естественно побуждают мальчиков подключать более привычное для них аналитическое, направленное на поиски выхода мышление. Частично это может объяснять, почему межличностное общение оказывается столь трудным для многих мальчиков.
Подобный тип общения развивается органически, требует от людей спонтанности и гибкости, как правило, здесь невозможно запланировать заранее, что вы скажете; вам приходится реагировать на то, что говорит вам в данный момент собеседник. Для многих мальчишек такие моменты сопряжены с невыносимым напряжением.
Они чувствуют себя так, словно все вокруг пристально смотрят на них и ждут, когда они скажут что-нибудь классное! Подобные психологические переходы часто сбивают с толку мальчишек, которым бывает не так легко ухватить «правила», управляющие социальным общением.
И мальчики впадают в такую же подавленность, какая знакома их родителям, пытающимся помочь сыновьям преодолеть неловкость в общении.
А сыновья обращаются к гневу, чтобы показать свое отношение к тому, что их пытаются заставить «идти по тонкому льду» личных отношений, на котором они чувствуют себя так неуверенно. Пытаясь учить сына выражать свои чувства, представьте себе радиоприемник с двумя рукоятками — громкости и переключения станций.
Мальчики могут осознавать разный накал своих эмоций или разные «громкости» (от «я раздражен» до «я в ярости»), но им необходимо также научиться настраиваться на различные эмоциональные «станции», чтобы иметь представление о разнообразии чувств.
Мальчикам нельзя позволять застопориваться на «станции гнева».
Они могут крутить диапазон «частот» (от гордости до замешательства, от страха до мужества) и осуществлять тонкую настройку своего эмоционального опыта. Возможно, ваш сын еще не знает этого и потому не разговаривает с вами.
В сопротивлении мальчиков к общению не всегда содержится вызов.
Зачастую они фактически не знают, что чувствуют или думают по какому-то поводу.
Родителям непросто понять или принять этот факт. Для взрослых это почти непостижимо.
Когда я заговорил на эту тему с Джулией, мамой молчаливого, но во всех прочих смыслах вполне хорошо приспособленного к жизни четырнадцатилетнего Райана, она пришла в недоумение и воскликнула: «Как такое может быть?
», то есть она полагала, что все прочие люди столь же легко ориентируются в мире своих эмоций, как она сама. Джулия забеспокоилась, потому что Райан отказывался говорить с ней о смерти своего двоюродного брата.
При подсказке Райан сказал, что ему грустно, но в его словах словно отсутствовало чувство, и никакие усилия матери не подвигли его на то, чтобы сказать еще что-то. Этот случай послужил катализатором той тревоги, которая уже несколько лет мучила Джулию.
Она не понимала, почему сын гораздо менее словоохотлив, чем его старший брат или соседские мальчики.
«Я разрываюсь между волнением по поводу того, что он в одиночку несет непереносимый груз эмоций, и страхами по поводу того, что он вовсе не переживает так, как, по моему мнению, должен. Иногда мне кажется, что он каким-то образом пытается наказать нас». Естественно искать объяснение, связывающее причину со следствием.
Не так уж редко ошибочные ожидания побуждают нас воспринимать сопротивление разговору как некий мятеж, а не как следствие того, что нашему мальчику требуется больше времени, чтобы в полной мере понять, что происходит у него внутри. Если мальчики неохотно идут на разговор, вполне вероятно, что им не хочется открывать свои мысли, прежде чем они будут уверены в том, что они думают или чувствуют.
В каком-то смысле тревога Джулии о том, что чувства Райана «недостаточно глубоки», попала в самую точку.
Любому человеку бывает трудно справиться с болезненными эмоциями, а особенно трудно это мальчикам, избегающим области чувств.
Один не слишком общительный, но проницательный подросток описал свои страхи так: «Если я слишком много об этом думаю, мне начинает казаться, что я стою на краю обрыва. Я не могу взглянуть вниз.
Мне хочется уйти оттуда».
