Раннее знакомство с «как» и «почему» навыков социального общения очень важно для мальчиков с маргинальным самопредставлением. Успешное общение может дать им ощущение личной компетентности, необходимое для повышения их уверенности в себе.
Мальчики, ожидающие от общения неудачи, будут стремиться уйти от него, потому что их внутренний голос твердит, что им следует любой ценой избегать растерянности и унижения, даже если это будет означать изоляцию от общества. Мальчики отлично умеют замолкать и давать вам почувствовать себя захватчиком, вторгающимся в их личную жизнь.
Иногда я говорю в шутку ребятам, что, входя в мой кабинет, они должны сначала снять свой внутренний запрет «Не вторгаться!
Частная собственность».
Некоторые мальчики ухмыляются с пониманием, но есть и такие, которые воспринимают даже легчайший намек на их чувства как оскорбление и еще больше в себе замыкаются. Помните, что большинство ребят прилагают усилия, чтобы не показать признаков уязвимости или того, что они считают слабостью.
Мы направляем своим сыновьям мощные «послания», и энергия, которую ребята тратят на то, чтобы соответствовать родительским ожиданиям, может потребовать от них значительного напряжения психологических ресурсов.
Помня об этом, мы должны быть более точными и деликатными в своих высказываниях. Несколько лет назад я консультировал офицера в отставке, который теперь руководил фирмой.
Наши беседы касались более эффективной мотивации его подчиненных.
Джеймс был человеком подтянутым, организованным и несколько суховатым. Он был способен очень быстро обрабатывать сложную информацию и возлагал большие надежды на своих сотрудников и самого себя.
Ему достаточно было просто подбросить идею, и он добился огромных успехов в своем деле. Джеймс не менее большие надежды возлагал на собственного сына, и его немало расстраивало то, что тот не разделял его энтузиазма по поводу правильно распланированной жизни.
Постепенно наши консультации стали сползать на беседы о тревоге Джеймса по поводу судьбы Джеймса-младшего. Он признавался: «Понимаете, я не знаю, существует ли реальная проблема; определенно, нет ничего такого, что требовало бы вмешательства специалиста.
Это что-то, что я не могу определить. Моему сыну двенадцать, он рослый для своего возраста и пребывает в каком-то состоянии неуверенности.
Не могу сказать, что у него проблемы или он плохой ученик, но иногда я не уверен, что знаю, какой он. — Он помедлил. — Может быть, вы поговорите с ним? — предложил Джеймс.
Я согласился.
В 12 лет Джеймс-младший имел рост почти 1 м 80 см. Он был облачен в широкие мешковатые джинсы, обвисшие сзади, и в серый бумажный свитер с карманами, в которые парень глубоко засунул руки. Он пошаркал по моему кабинету в тапках без шнурков и плюхнулся в дальнем углу дивана, недвусмысленно выражая свое отношение к предстоящему разговору со мной.
Нога его нетерпеливо раскачивалась взад-вперед. Знакомясь с мальчиком, я не мог отделаться от удивления при столь разительном контрасте между отцом и сыном.
Я задал обычную череду вступительных вопросов, а Джеймс-младший время от времени делал мне одолжение, бурча: «Не знаю», «Мне все равно», «Нет», «Ничего», «Не совсем», и наконец проворчал: «Мне обязательно тут находиться?
». Настороженные мальчики типа Джеймса-младшего дают отпор любому, кто пытается разговорить их. Они прячутся за стеной безразличия, а когда стена начинает грозить обрушиться, прибегают к единственной «затасканной» эмоции, которую знают, то есть к гневу.
Испытывая сомнения в том, что сказать и как отреагировать, они «нажимают на кнопочку» гнева в надежде «устрашить» собеседника и пресечь любые попытки к сближению.
Безразличие должно сигнализировать, что они достаточно хорошо себя знают и ни в ком другом не нуждаются.
Такие ребята обманывают себя надеждой, что другие люди истолкуют их злость как силу и уверенность в себе. Несмотря на рост и желание казаться грубым, Джеймс-младший, как я подозревал, вовсе не испытывал то безразличие, которое пытался изобразить.
Его «уличный прикид» был тщательно подобран с целью подчеркнуть мятежные настроения.
Иногда крупных для своего возраста мальчиков считают «крутыми», и они либо подвергаются нападкам со стороны сверстников, — старающихся доказать, что «они тоже не промах», либо, несмотря на свой возраст, «удостаиваются чести» примкнуть к компании парней постарше. Внешний вид и настрой составляют часть «камуфляжа», необходимого, чтобы влиться в конкретную группу.
Одежда мальчика могла также являться неким вызовом собственному отцу, очень щепетильному в выборе одежды и наверняка не одобряющему вызывающий «наряд» сына.
Размышляя над всем этим, я спросил Джеймса-младшего, дрался ли он когда-нибудь в школе. — Кто? — переспросил он с удивленным видом.
— Я? — Да, ты, — отвечал я. — Была у тебя с кем-нибудь драка?
Джеймс-младший выразил свое кредо по этому вопросу: — Я не напрашиваюсь на неприятности, но и не боюсь никого.
Я способен за себя постоять.
— Так тебе приходилось стоять за себя? Что ты делал?
— продолжал расспрашивать я. — Что вы имеете в виду? — спросил он. — Ты когда-нибудь стукнул кого-нибудь?
Пускал в ход кулаки? — Нет, в общем-то, мне не приходилось.
Просто другие знают, что меня не стоит злить. Он откинулся назад и пожал плечами, скрестив руки: — В нашей школе есть парни, ну, скажем так, — я рад, что не похож на них. Меня поразило, насколько более словоохотливым сделался Джеймс-младший, когда разговор коснулся темы, эмоционально близкой мальчику.
По-видимому, разговор о напряженных отношениях с другими мальчишками в школе находился на той эмоциональной «частоте», на которой Джеймс-младший готов был высказываться.
По мере развития беседы тема ее все больше задевала мальчика, и чем больше вопросов я задавал, тем с большим возбуждением Джеймс высказывал свои суждения о том, что происходит между другими учащимися его школы. Он начал резюмировать: «В этом мире приходится стоять за себя», «Есть победители и неудачники», «Никогда не позволяй другим увидеть, что тебе страшно» и «Это жестокий мир». Впервые я начал ощущать сходство между отцом и сыном.
Высказывания сына являлись адаптированной версией деловой этики его отца, который часто говорил о необходимости держаться хладнокровно и не проявлять эмоций, когда речь идет о деле.
Позднее, встретившись с отцом мальчика, я обсудил с ним тему этого разговора.
Я повторил фразы, использованные Джеймсом-младшим в разговоре со мной. Отец мальчика со слегка растерянной улыбкой схватился руками за голову.
«Вот что значит вырвать слова из контекста!
— сказал он. — Я часто говорил с ним о предстоящем слиянии нашей компании с другой фирмой. Все были в панике, и мои подчиненные просили у меня объяснений.
Как руководителю, мне приходилось сохранять хладнокровие.
Иногда я должен был излучать уверенность; порой я блефовал, даже если сам находился в тревоге по поводу того, что все мы останемся без работы. Но он меня не так понял.
Я вел себя так, чтобы мотивировать людей, добиться от них всего, на что они были способны, развить их деловые навыки и сохранить для них рабочие места. Они бы никогда за мной не последовали, если бы нас не связывали отношения взаимного доверия и уважения».
И опять я порекомендовал Джеймсу больше времени проводить с Джеймсом-младшим, разговаривать с ним на темы, которые волновали мальчика больше всего.
Как обычно, мой клиент быстро «ухватил» смысл моих рекомендаций.
В течение пары месяцев отец время от времени еще заходил ко мне, но после того я долго его не видел.
Однако спустя полгода я получил по почте фотографию отца и сына.
Они снялись на рыбалке. Обхватив друг друга за плечи и улыбаясь, они держали свою добычу — какую-то полосатую рыбину.
На обороте было написано летящим, неразборчивым почерком Джеймса: «Дела идут хорошо, хотя для рыбы «это жестокий мир». Выражения лиц отца и сына показали мне, что между ними нет больше проволочных заграждений.
Когда родители в домашних разговорах используют выражения и затрагивают темы, соответствующие эмоциональной реальности сыновей, они предоставляют мальчикам достаточно удобный шанс для реагирования. Настраивание на правильную «частоту» является результатом как родительского инстинкта (когда родители достаточно времени проводят со своими детьми, чтобы действительно хорошо понимать их), так и анализа.
Мальчики могут совершать попытки увести родителей в сторону от разговора, но обычно это происходит в тех случаях, когда подход родителей не «попадает в точку».
Даже когда мы опасаемся, что сыновья ускользают от нас, они все равно несут в себе частицу нас. Наша манера выражаться и вести разговор неминуемо накладывает отпечаток на мышление наших мальчиков. И задача состоит не в том, чтобы препятствовать этому, а В том, чтобы осознавать реальность этого процесса и способствовать его правильному развитию.
В конце концов, обращая внимание на то, что и как мы говорим нашим сыновьям, мы помогаем им проложить путь к успешному социальному взаимодействию.
